Когда люди рассматривают свое биологическое наследие и ту степень, до которой оно определяет их жизнь, тут же выясняется, что женщины в этом хуже всех поддаются перевоспитанию. Зачатие и рождение — такие же неподатливые фазы жизни, как сама смерть. Примириться, прийти к соглашению с ритмами женщин — значит придти к соглашению с жизнью как таковой, воспринимая в первую очередь приказы тела, а не повеления искусственной, созданной мужчинами, пусть и трансцендентально прекрасной цивилизации. Следование преимущественно мужскому ритму работы подчеркивает безграничность возможностей; следование женским ритмам подчеркивает определенность и ограниченность того, что доступно. Когда в Америку приезжает переселенец из какой-нибудь маленькой европейской страны, где возможности нового строительства однозначно (или по крайней мере ему так кажется) определены прошлым и любая новая дорога по сути повторяет тропу, проложенную еще доисторическим человеком, просторы канзасских равнин бросают ему потрясающий вызов: здесь можно построить все что угодно. Менее оформленная биология мужчины бросает человечеству примерно такой же вызов. Неудивительно, что в эпоху, когда границы перестали быть не переходимыми, землю изрыли шахтами, а небеса превратились в пути сообщения, ритмы женщин стали представляться досадной помехой, физическим дефектом, который необходимо заглушить, превзойти, выбросить из головы.
Такая эпоха неизбежно должна была сосредоточиться на обезболивании родов маленьких мам, на таблетках, которые «помогают вам отлично выглядеть даже в эти дни», на искус-ственном вскармливании и теленянях для младенцев, а также на том, чтобы «в восемьдесят выглядеть на восемнадцать». Когда люди завороженно наблюдали за биением собственного сердца, более замысловатая биология женщин становилась моделью для художников, мистиков и святых. Когда человечество отворачивается от созерцания природы к тому, что может быть изобретено, изменено, построено, сделано во внешнем мире, все естественные свойства людей, животных, металлов из путеводных нитей превращаются в недостатки, с которыми надо бороться. В популярной литературе последних двух лет полно брюзжания и брани в адрес женщин, и это, на мой взгляд, не что иное, как несмелые попытки наладить более сбалансированное отношение между нашей биологической природой и искусственным миром, который мы создали. Женщину ругают за то, что она хочет стать матерью и за то, что она хочет остаться бездетной, за то, что она хочет и съесть пирожок, и сохранить его, а также за то, что она не хочет этого делать. Поистине можно задаться вопросом: «Что стало с теми необратимыми данностями, которые отчасти придавали человеческой жизни смысл?»